— Трисветлый Ив позволит войти недостойному? — раздался от двери осторожный голос.
— Мне ли рассуждать о достоинствах, брат Ансельме? Входите.
Посетитель, устроившись в кресле напротив, отбросил на плечи капюшон и с довольным вздохом снял маску. Глазам Трисветлого предстало одутловатое лицо толстяка, с которого градом катился пот. Ганиэль внутренне поморщился — чужое несовершенство его оскорбляло. Собеседник, впрочем, ничего не заметил — прекрасные черты вещуна остались неподвижны.
— Элорийская коллегия разгромлена…
— Скорблю вместе с вами… — кивнул Ив. — Обвинение?
— Измена.
— Причина?
— Попытка открыть ворота отряду Урхана.
— Что ж, мы хотя бы попытались. — Тонкие пальцы Ива скрестились под подбородком. — Что с нашими людьми?
— Рассеяны по округе, братья Эмме и Ольдсен — казнены. Мне удалось бежать до того, как все наши порталы оказались заблокированы…
— Вы ловкий человек, брат.
— Моя жизнь еще пригодится нашему делу, — неуверенно ответил толстяк.
Трисветлый молчал так долго, что собеседник стал нервно поерзывать на стуле. Только треск каминного пламени нарушал тишину.
— Созерцайте, молитесь и исполняйте без колебаний, — наконец сказал Ив. — И да исчезнут с лица земли все неверные народы…
Ансельме грузно поднялся с кресла:
— О, благодарю, благодарю вас, Трисветлый, я не подведу…
Глаза толстяка удивленно округлились, кровь хлынула на одежду. Ив откинулся на спинку кресла, равнодушно наблюдая за его агонией. Из-за портьеры выскользнула гибкая фигура. Женщина держала в руке метательный нож — близнец того, который только что прервал жизнь брата Ансельме.
— Я правильно поняла твое молчание, мой господин? Этот человек был предателем?
— Ты слышала наш разговор? — Ив, как обычно, не затруднил себя ответом.
— Да, мой господин.
— Ты понимаешь, что только неожиданное преимущество позволит нам выиграть эту затянувшуюся войну?
Женщина низко поклонилась:
— Понимаю…
— Ну так иди и добудь мне големов, Хумэнь. Это твой последний шанс.
Лисица склонилась еще ниже:
— Повинуюсь…
— И вели кому-нибудь прибрать здесь беспорядок. Мне не нравится запах крови.
Трисветлый вернулся к прерванному занятию. Края гадальных карт слегка мерцали, когда к ним прикасались длинные белые пальцы вещуна.
Я носилась по княжьему шатру, как хорек во время гона. У меня всегда так: если чего решу — исполнить надо незамедлительно. Бабушка говорит — «шило в одном месте покоя не дает», я говорю — «под лежачий камень и водица не просочится». Не получилось у меня погрустить всласть, погрузиться, так сказать, в пучину отчаяния. Впрочем, как обычно. Быстро заскучала, пару раз всхлипнув для порядка да душераздирающе вздохнув. Как я себе при этом челюсть не вывихнула — большая загадка. Ну, еще пожалела себя несчастную, очень живо представив, как скитаюсь по бездорожью в рваном зипуне почему-то на голое тело; косые взгляды представила, шепоток за спиной. Но все же это уже было — ну, не считая зипуна. Было и прошло, и ни капельки не страшно. Денег мне Влад даст, он обещал, так что попрошайничать не придется. И ко всему — я не простая девка из Мохнатовки, я ведьма, хоть и не особо сильная. Морок накину — и всех делов. Можно купеческую вдовицу из себя изобразить — одинокую такую, печальную, страдающую по безвременно ушедшему супругу и потому покинувшую дом родимый, чтоб ничто о потере не напоминало. Выберу на тракте постоялый двор попристойней, лошадушку прикуплю, буду жить-поживать на всем готовом и до весны прогулки конные совершать. Даже и учебу продолжу. А что, яблочного сидра в округе не имеется? Поставлю жбан в горенке, приманю свою демоницу, на занятия уговорю… Я так ясно представила себе всю эту картину, что уже начала прикидывать, сколько перьев да чернил мне в ближайшее время понадобится и какие свечи лучше брать для освещения. Решено! Я шмыгнула носом и приступила к сборам. Вещей-то у меня немного, вот только отыскать их не помешает. Надеюсь, слуги господаревы и мою суму при переездах не позабыли. А то без блюдца своего непростого я как без рук. Придется еще в терем Славиславов пробираться — под лежанками в гостевых горницах шарудеть. Интересно, чем там вся затея с женихами обернулась. Выдал наш князь дочку младшенькую замуж или нет? А если выдал, то за кого? Надо обязательно у Иравари спросить, она любит про всякие женильные дела сплетничать.
Притаившись среди кустов, желтогрудая зимняя птица терзала клювом кусочек мяса. Влад криво усмехнулся, став невольным свидетелем чужого пира. Наклонившись, он зачерпнул горсть голубоватого утреннего снега и с наслаждением умылся. Морозец гнал прочь хмельную одурь.
— Уж не захворал ли ты часом?
В голосе соратника слышалось сочувствие.
— Через пару дней как новенький буду.
— Много сил потратил? Докрасовался? Говорил тебе, надо дружинников своим ходом отправлять, а не с порталами баловаться…
— Ну чего ты квохчешь, как наседка? — с досадой отмахнулся господарь. — Своим вассалам положено неуязвимость демонстрировать, уверенность, а не слабости.
— Вот ты мне и показываешь, — хохотнул Михай. — И силу, и твердость, и…
Черной молнией метнувшись к братчику, Влад повалил того в снег:
— Уши надеру, волчара.
— Да я сейчас стаю кликну, — весело отбивался Михай. — Вот и посмотрим, кто кому чего надерет.
— А, все на одного! Нечестно!
Они возились в сугробе с азартом ершистых пацанов, выясняя, кто прав, а кто виноват, с помощью старой доброй драки. Как было когда-то в детстве. У каждого имелись свои хитрости и излюбленные приемы, изученные, впрочем, за годы их знакомства до тонкостей.